Тяжело вставать, когда позади несколько бессонных ночей. Но будильник - адское изобретение - не отпустит же, ты или встанешь наконец, или, плюнув на все, просто нажмешь сквозь полусон кнопку. Вечерняя клятва в раннем подъеме с утра не кажется такой уж здравой, плевать на все, надо наконец выспаться как следует!
    Нащупав злосчастную кнопку, я вдруг с удивлением обнаружил, что будильник уже выключен. Значит, это телефон. Конечно, можно и на него наплевать, но ведь пока не подымешь, все равно весь сон отобьют. Пришлось вставать.
    Доковыляв до аппарата, я охрипшим утренним голосом со злостью спросил:
    - Да?!
    - Коля? - сквозь ужасный треск раздался немного напуганный женский голос.
    - Да, - уже спокойнее ответил я. Мысли двигались с пугающе медленной скоростью. Девушка почему-то молчала, а я лихорадочно пытался сообразить, кто же это звонит.
    - Коля... ты сегодня не занят? Можно мне зайти к тебе?
    Олька! Наконец-то я смог разобраться, с кем же говорю.
    - Конечно, Оля! Заходи. Начиная с этого момента совершенно свободен...
    - Я тебя не оторву от каких-нибудь дел? - вот вечно она так разговаривает, все время за что-то извиняется.
    - Да нет, я вообще сегодня себе выходной устроил. Даже сейчас валялся в кровати.
    - Так я тебя разбудила?
    Ну вот, новый приступ извинений вызвал. Говорили тебе, что длинный язык до добра не доведет. Особенно когда он совершенно от головы независим.
    - Да что ты, Оля... Я уже не спал, просто лежал и смотрел на зайчиков солнечных... на потолке... - уж что-что, а врать на лету уже давно научился. Ведь когда врешь, совершенно не важно, что говоришь, лишь бы это звучало правдоподобно, а если ты и сам в это поверишь...
    - А когда ты свободен будешь? - Ну, с одной проблемой справился.
    - Так, меня устраивает любое время. Ты во сколько придешь? - Я решил взять инициативу в свои руки, но так, чтобы решение все-таки Оля приняла.
    - Ну... В два можно? - ну почему у нее голос все время такой умоляющий?
    - Можно, в любое время можно. Два, так два.
    - Хорошо, я зайду.
    - Буду ждать, - сказал я, даже не зная, успела ли Оля услышать меня - гудки пошли сразу после моих слов. Кстати, совершенно честно сказал. Вообще я люблю, когда ко мне люди приходят. Когда мне хорошо - я готов поделиться радостью, когда плохо - хочется чьей-то ласки, понимания.
    Оля хорошая девчонка. Вот только очень уж стеснительная, всего боится. А особенно боится показаться назойливой, стать для кого-то обузой.
    Машинально я скользнул взглядом по стене, на которой висели старые, еще отцовские часы. Елки-палки, мать честная! Уже четверть второго! Она же через сорок пять минут придет, а я и сам немыт-нечесан, да и по всей квартире настоящий холостяцкий кавардак. Посуда в кухне три дня немытая стоит.
    А ну, убираться и одеваться! А волшебное слово? Бегом!!!

    К двум часам я, влажный, но чистый, ожидал прихода Оли. Посуду помыть успел, а беспорядок превратил в порядок, распихав все то, что плохо лежало, туда, где оно будет лежать не лучше, но незаметнее. Как будто чистота.
    Звонок в дверь раздался в пять минут третьего. Что ж, очень неплохо для девушки.
    Оля стояла на пороге, всем своим видом показывая, что придти ее заставила крайняя нужда, иначе бы она просто не позволила себе оторвать меня от жизненно важных дел. Но перед тем, как переступить порог, вся уверенность в важности своего дела у нее куда-то улетучилась, и она вновь стала оправдываться.
    - Коля, извини, что отрываю...
    - Так, ты давай заходи сначала, а потом извиняться будешь.
    Она вошла и смущенно остановилась в прихожей. Заметив, что Оля намеревается снять обувь, я сразу сказал:
    - Проходи в зал, обувь можешь не снимать.
    Ага, как же, обувь она не снимет. Улыбнулась в ответ и все равно стала расстегивать пряжки на босоножках. Ну и ладно, я бы так же поступил, хоть и хожу у себя в квартире иногда в уличной обуви. Все равно знал, что ты так и сделаешь.
    Я пододвинул Оле свои тапочки, заранее найдя себе старые. Если бы я отдал свои прямо при ней, ни за что бы не взяла.
    - Чай будешь пить? Я тут как раз завариваю... - вот так надо, а то ведь подумает, что специально для нее заварил, опять начнется... Жаль мне тебя, Оля. Да, специально заварил, потому что сам уже давно обхожусь тем, что на скорую руку приготовлю. Но тебе этого не скажу.
    Конечно, при таком подходе она не отказалась. Беседа, ради которой она пришла, была отложена на время приготовления чая.
    - Как у тебя дела-то? - спросил я, возясь на кухне.
    - Да так... А у тебя? - Оля зашла на кухню и села за стол.
    - И у меня... так... - ответил я.
    Почему это люди так часто отвечают на прямые вопросы ничего не значащими словами? Боятся прямых ответов, наверное. Вот и получаются все разговоры, как один большой ребус, который вы одновременно разгадываете и создаете вдвоем. Хитрющий такой ребус, с несколькими правильными... или правдоподобными ответами.

    Пока пили чай, так и не коснулись причины ее прихода. Я чувствовал, что с Олей творится нечто нехорошее, тяжело у нее на душе, но что или кто является причиной этой тяжести?
    А она постоянно переводила разговор на меня, будто боясь касаться собственных переживаний. Спросила, не написал ли еще чего-нибудь, в который раз поблагодарила за все написанное. Приятно, черт побери. Я сам значительно более скептически отношусь к своему творчеству. Да и творчеством его практически не считаю, скорее "творчество" в кавычках.
    - Хороший ты человек, Колька, - подытожила Оля.
    - Приятно, что хоть кто-то так считает, - машинально ответил я. Она сразу возмутилась:
    - А что, кто-то не так считает?!
    - Ага, и этот кто-то - я сам.
    Оля недоуменно посмотрела на меня.
    - Ты знаешь, вы ведь все не знаете меня так же хорошо, как я сам. Может, я только с виду такой белый и пушистый, а внутри черный и злой. Я ведь тоже могу таких коней кинуть, что всем не поздоровится...
    - Врешь ты все, - прервала она мои мазохистские словоизлияния. - Если бы такой был, то не смог бы казаться белым и пушистым. Мишура ничего не может дать. Да и рассказы твои добрые...
    - Ну, вот тут я могу поспорить, - оживился я. - По-моему, черные они и ужасные. Там кого-то убьют, тут кто-то умрет... Причем всегда изощренным способом...
    - Ну и что? Ты же все равно надежду оставляешь. А остальное - жизнь, наверное, такая...
    - Да? Хотелось бы верить. В смысле, в надежду, а не в жизнь такую.
    - Поверь. - Оля отхлебнула из почти пустой чашки, потеребила подол платья и тихо произнесла, глядя себе под ноги: - Спасибо тебе. Спасибо за то, что ты есть. Жаль, что таких людей немного.
    - Да ладно... - Я понял, что самобичевание пора прекращать. - На самом деле нас много, просто мы незаметны обычно. Это зло заметно, оно шокирует, бросается в глаза, навсегда запоминается. А добро... Я сейчас не про себя, а про добро... Так вот, добро - оно само по себе незаметно, да и забывают его люди быстро. Вот горести переживать, себя жалеть - это мы любим. Конечно, приятные моменты мы тоже вспоминаем, но обычно тогда, когда нам плохо.
    - Да? Наверное... - Мне кажется или она действительно всегда буквально воспринимает все мои слова? Верит им безоговорочно, будто всегда говорю Истину?
    Она надолго замолчала, я тоже молчал, а потом не выдержал:
    - Оля, у тебя какие-то проблемы?
    Казалось, она только и ждала этого вопроса. Слезы сразу хлынули из глаз, и я мгновенно пожалел о том, что сказал только что. Но сделанного не воротишь. Я обнял ее за плечи, Оля уткнулась лицом мне в грудь и долго еще плакала. За это время я успел обозвать себя всеми известными ругательствами. Ведь это надо же, девушка приходит к тебе за пониманием, а ты сам ее до слез доводишь. А потом подумалось: может, оно и к лучшему? Со слезами всегда приходит облегчение.
    Успокоившись, она рассказа мне все. Не буду говорить здесь, что именно, негоже всему миру знать проблемы одного человека. Все начнут сочувствовать, а помочь смогут все равно лишь те, кто и без этого бы помог.
    Что-то в них, конечно, надумано, но ведь она это так не воспринимает. И я принялся за то, что у меня почему-то получается. Как это Лукьяненко назвал - уводить словами? Хорошее определение. Уводить словами от проблем, давать надежду и веру в себя. Успокоить, убаюкать. Я давно уже заметил за собой такую способность. Даже и не знаю, откуда взялось.
    В конце концов Оля полностью успокоилась, даже развеселилась немного. Мы выпили еще чаю, напоследок я дал ей несколько новых своих рассказов, и она, счастливая, убежала, махнув мне на прощание рукой. Вот и хорошо.
    Главное, это вернуть человеку мечту, не дать ему потерять ее. Когда человек теряет мечту, он умирает. Мечта - это ведь та же надежда на лучшее.
    С тяжелым вздохом я повалился на диван. Врубил радио и начал искать волну с какой-нибудь спокойной музыкой, а не этим осточертевшим "умца-умца-умца". Вдруг случайно услышал "Лунную сонату". Вот уж чего не ожидал от современных станций. И не какую-то новомодную попсовую обработку от ди-джея Трахтербердыхтырбырдых, а самую нормальную, обычную. Очень кстати.
    Непроизвольно мелодия стала складываться в образы.
    Дождь... Такой осенний, уже противный дождь. Не сильный, а моросящий. Поздний вечер и только дождь. Хотя нет, на углу, возле фонаря стоит девушка, кутается в пальто, которое не сильно греет ее хрупкое тело. Зонтик хоть и спасает от капель, но не может защитить от пронизывающего ветра.
    В такую непогоду, а все равно стоит на улице. Значит, ждет. И точно, вон появилась неясная фигура, девушка вся вытянулась, на миг даже перестала дрожать. Но нет, это не Он.
    А музыка начинает меняться. Девушка начинает метаться по улице, нервы на пределе - столько времени прошло, что же случилось?! Конечно, приходит мысль о предательстве, о том, что Он не любит ее на самом деле...
    И тут вдруг музыка прерывается, и слишком бодрый голос ведущего сообщает, что начался новый час. Очень интересно и познавательно. "Умцы", от которых я стремился избавиться, зазвучали и здесь. С сожалением пришлось выключить приемник.
    Мысли опять вернулись к Оле...
    Тяжело все-таки быть жилеткой для слез. Почему-то считается, что тот, кто приходит к тебе, раскрывает свою душу целиком. Ничего подобного! Он все равно что-нибудь да утаит. Причем будет до последнего надеяться, что ты догадаешься об этом сам.
    А вот ты уж точно разобьешься в лепешку, чтобы помочь ему выкарабкаться. И именно ты распахнешь свою душу, именно ты будешь говорить, говорить и говорить... Будешь говорить до тех пор, пока не опустошишь себя целиком, потому что меньшее не поможет.
    Нарезаешь себя на кусочки, и говоришь: "На, ешь, это лекарство..."
    Вместо выплеснутого из своей души ты впитываешь ту боль, что услышал. А потом, полностью опустошенный, с вывернутой наизнанку душой, ты сидишь и тихо умираешь. Вот только тебе уже некому поплакаться в жилетку.
    И ты вновь копишь силы, моля, чтобы следующий раз не наступил слишком рано...

    Через несколько часов я включил компьютер, сосредоточился, погружаясь в то состояние, когда не существует ни тебя, ни компьютера, ни мира вокруг. Не приходится задумываться над тем, что написать, как написать. Слова сами возникают на экране, ты - это просто проводник.
    И пишешь. Пишешь для того, чтобы помочь кому-то обрести себя. Пишешь и создаешь мир, меняешь его. Не знаю, в хорошую или плохую сторону я его меняю, не знаю. Но близким мне людям становится легче. Значит, для них это лучший мир. Пускай меня считают эгоистом, но я постараюсь сделать все, чтобы именно им стало лучше.
    Писатели - это страшные люди, ведь они творят мир. Некоторые из них осознают это, а некоторые делают это неосознанно, но все равно факт остается фактом - мир становится таким, каким его видят писатели. И люди становятся такими, какими их сделаем мы. Есть хорошие писатели, их образы наиболее четкие, запоминающиеся. А много плохих - их образы эфемерны, однообразны и мало чем примечательны. А потому толпы орудуют в мире, а не отдельные личности, которые лишь иногда появляются над общей массой...
    Наконец я выскочил из полузабытья, поставив последнюю точку. Усталость навалилась как-то сразу, но я был уверен, что добавил частичку тепла еще в одну судьбу. Сегодня Оля будет чувствовать себя счастливой до вечера. И завтра, надеюсь. А там посмотрим.
    С удивлением я заметил, что уже ночь. Выключил компьютер и пошел спать, сил уже не оставалось даже на то, чтобы перекусить на скорую руку.
    Я лег и практически сразу стал проваливаться в глубины сна. Лишь одна мысль выскочила откуда-то, помаячила перед глазами, а затем заснул, позабыв эти слова - "Жаль, если я создаю лишь толпы..."