"В тот день у меня было препоганейшее настроение..."
    Нет, так начинать, пожалуй, не стоит. Да и как начать рассказ о том дне, когда я впервые увидел ее? Еще года три назад у меня появилась идея записать нашу историю на бумагу, причем появилась она внезапно, будто кто-то заставил эту мысль просочиться в мою голову и биться о стенки черепа - пиши, пиши, пиши! Но решился я все же лишь сейчас. И то, записав всю историю в виде этакого фантастического рассказика, ведь люди все равно не поверят в реальность описанных событий. Да это не так уж и важно...
    Важно то, что ведь вот же она, сидит на диване и кормит грудью нашего младшенького. Самая реальная, уж я-то в этом точно не сомневаюсь! А что думают по этому поводу остальные, мне, честно говоря, совершенно по барабану...
    Как же начать-то?.. Начало - это одна из наиважнейших вещей в любом деле. Или же я ошибаюсь... Ладно, не буду изощряться, напишу все как было.

    Действительно, с самого утра в тот день я себя чувствовал не лучшим образом. Еще не встав с постели, я понял, что этот день станет переломным в моей жизни. Причем, скорее всего, в самом прямом смысле - станет последним днем моего бренного существования. Откуда родилось такое чувство, я даже и не знаю. Возможно, подобное ощущают все, кто вот-вот перенесется в иной мир. Проверить это достаточно проблематично, так как тяжело отыскать человека, про которого ты сможешь с уверенностью сказать, что в самое ближайшее время он умрет.
    Но про себя в тот момент я мог бы сказать такое почти со стопроцентной уверенностью. Какая-то безысходность витала в воздухе, окружавшем меня. Казалось, что еще чуть-чуть, и я услышу похоронный марш в свою честь. Во, как сказал - "похоронный марш в честь". Что-то в этом есть...
    В этот миг я чувствовал себя стариком, хотя мне было всего тридцать два года. Но за эти тридцать два года я совершенно ничего не добился в жизни. Нет, способности у меня были, в этом я не сомневаюсь. Просто я никак не мог найти им применения. А постоянные проблемы в личной жизни сделали меня слабым, я стал пить, чтобы хоть как-то убить их внутри себя. Туман похмелья заставлял меня видеть эти проблемы еще отчетливей, я начинал жалеть себя и продолжал пить. Но алкоголиком я все же не стал, и на том спасибо.
    И вот в таком состоянии я и пребывал в этот день, когда в мою дверь позвонили.
    Друзей у меня не было, соседи сторонились меня. Короче, я совершенно никого не ждал. Но, подходя к двери, я даже не посчитал нужным посмотреть в дверной глазок. Я не сомневался в том, кого (или что?) увижу там. И чувства меня не подвели.
    Стоявшую за дверью фигуру выдающейся назвать было трудно. Конечно, на улице вы бы обратили на нее внимание - черный балахон с капюшоном, полностью закрывающим лицо, в наши дни не часто увидишь. А уж огромную косу за плечом просто невозможно не заметить - у нас не колхоз "Путь Ильича", где каждый прогуливается так по дороге, а большой город все-таки.
    Я молча отступил в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Так же молча она вошла и остановилась у порога. Я захлопнул дверь.
    - Ты раздевайся, раз пришла. Пойдем, чайку хоть хлебнем на дорожку.
    Смерть продолжала неподвижно стоять. Тогда я протянул руку к косе и сказал:
    - Давай косу, в кладовку поставлю, чтобы не поранить кого. А ты пока раздевайся, жарко, наверное, в таком балахоне, когда на улице под тридцать градусов.
    Она безропотно позволила взять свое "орудие труда". Я повернулся и зашаркал к кладовке, стараясь не задеть косой висевшие на веревке шмотки.
    Почему я решил, что это - она? Наверное, лишь из-за того, что Смерть - слово женского рода в нашем языке. А американцы, я слышал, наоборот, считают, что Смерть - это мужик. Скорее всего, они разные бывают, Смерти.
    Поставив косу, я зашел в кухню и зажег огонь под чайником. Достал из шкафчика две чашки, ложечки. При этом я слышал, как Смерть шуршит в коридоре. Значит, решилась все же раздеться...
    Выглянув в коридор, я оторопел. Балахон валялся бесформенной кучей на полу прямо у ее ног. Это я заметил первым делом, и дальше мой взгляд быстро поднялся вверх. Сначала по стройным ногам, затем по белой хламиде, которую лишь отдаленно можно было назвать платьем, но которая все же не могла полностью скрыть прекрасной фигуры, и, наконец, я увидел ее лицо. Вернее, вначале я увидел глаза. Огромные, голубые по краям и бездонно-черные в центре. Я просто тонул в них, я чувствовал, как погружаюсь все глубже и глубже. И в этот момент она моргнула, остановив мое ужасное падение.
    Тогда-то я и сумел рассмотреть ее лицо. Прекраснее я за всю свою жизнь не видел. Я понял - это именно Она. Та, которую я ждал все эти годы, та, из-за которой пил, та, из-за которой рушилась моя жизнь. Да вся эта предыдущая жизнь была предназначена только для этого мгновения!
    Но холодная действительность остудила мой пыл. Ведь это Смерть! Моя собственная Смерть! Вы когда-нибудь слышали, чтобы человек влюбился в свою смерть? Влюбился с одного взгляда? Я тоже не слышал до этого момента.
    Она же окинула меня быстрым взглядом, рот на мгновение приоткрылся, будто ей хотелось что-то произнести, но она быстро прикрыла его рукой, а затем вдруг сорвалась с места и кинулась на кухню, чуть не сбив меня с ног.
    Сказать по правде, я поразился такому поведению. Я всегда представлял себе Смерть такой чинной, а эта...
    Мы попили чаю, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Я угощал ее сливовым вареньем, она не отказывалась. Когда чашка пустела, она сама подливала чаю, пока чайник не опустел полностью.
    Удостоверившись, что больше пить нечего, она понуро опустила плечи и отвела взгляд. Стараясь нарушить это неловкое положение, я встал, помыл чашки, стряхнул со стола тряпкой, повернулся к ней и тихо сказал:
    - Что ж, я, пожалуй, готов.
    Она медленно подняла голову и посмотрела своими бездонными глазами прямо в мои. И такое страдание я увидел в них, такое сожаление!
    - Тебя ведь Вадимом зовут, да? - ее голосок прозвенел в тишине как колокольчик. Я его именно так себе и представлял.
    - Д-да... - почему-то вдруг став заикаться, ответил я.
    - Значит, все верно. - Она снова опустила голову и уставилась в какую-то точку на полу.
    - Э... Что верно?
    Она посмотрела на меня, как на ребенка, который задает вопрос, ответ на который очевиден.
    - Верно, что ты Вадим. Значит, я - именно твоя Смерть.
    - Так вас несколько? Я всегда думал...
    - Все так почему-то думают. - Перебила она. - Вас уже четыре миллиарда, а сколько каждый день умирает, ты знаешь?
    Казалось, что эти прописные для нее истины отвлекли ее на миг от каких-то своих внутренних дум.
    - Вот то-то, - ответила она на мое молчание.
    Некоторое время мы посидели в тишине.
    - А у тебя имя есть? - спросил вдруг я.
    Она удивленно посмотрела на меня, слегка пожала плечами и ответила:
    - Есть. Светлана.
    - Русское имя? - теперь удивился я.
    - На самом деле мое настоящее имя звучит не так, но тебе его все равно не произнести. А Светлана - самое близкое к нему.
    - Светлана... Света, а что теперь?
    - Теперь мне нужно забрать тебя из этого мира, - она с горечью опять посмотрела прямо на меня. Вдруг ее глаза заблестели, и по щеке скатилась слезинка. - Но я не могу... Не могу!
    Слезы хлынули ручьем. Я обнял ее и прижал к себе. Я что-то шептал ей на ухо, стараясь успокоить, гладил по длинным черным волосам, а когда Светлана перестала плакать, еще долго не отпускал ее, боясь прервать эти мгновения.

    Вот так все и случилось. Вполне прозаически, если не считать того, что Света - Смерть. Но кого это волнует?
    Мы просидели на кухне весь день, всю ночь и еще один день. Она рассказывала мне о себе, я - о своем существовании, которого вдруг стал стыдиться. Мы разговаривали обо всем и одновременно ни о чем. Но время неслось, а мы этого не замечали. Нам было так хорошо вдвоем.
    В итоге Света решилась на отчаянный шаг. Она решила просто не возвращаться, а остаться здесь, со мной. Чему я был несказанно рад.
    С тех пор прошло уже много лет. Светлана оказалась прекрасной хозяйкой и заботливой матерью. Как у нас могли появиться дети? Не знаю. Да и не хочу знать. Пусть этим вопросом занимается кто-нибудь другой.
    Но есть у Светы одна странность - гулять на улице она предпочитает ночью или вечером. Но меня и это мало волнует, так как и сам я с детства больше темноту люблю.
    Лет через пять после нашего знакомства я заметил, что совершенно не меняюсь внешне. Обратился с этим вопросом к Свете, а она объяснила своим привычным тоном прописных истин:
    - Ты должен был умереть тогда. Теперь ты навечно останешься таким, как в тот день.
    - Как это - навечно?
    - А так, дурачок, - она улыбнулась и взлохматила мои волосы, - Смерть к тебе уже пришла.
    И тут я понял, что действительно дурак. И как я мог сам не догадаться об этом?
    Конечно, это создает некоторые трудности. Например, нам придется скоро уехать отсюда, чтобы не встревожить соседей и моих сослуживцев, которые уже странно косятся на меня.
    Но бывают и веселые моменты. Например, этот случай с недавней переписью населения. Молодой переписчик решил выяснить у Светы, какой же она национальности. На что она, недолго думая, ответила, что от рождения принадлежит к смердам. Парнишка засомневался, но все же записал такую "национальность". Вот так-то.
    Да, кстати, с работой у меня с тех пор все отлично. Я наконец нашел применение своим талантам, поэтому вполне могу прокормить нашу семью.
    Меня немного волнует, что будет с нашими детьми, если мы со Светой бессмертны. Но ее этот вопрос не трогает совершенно, и, наверное, она что-то скрывает. Да и не стоит он пока еще - старшенькой нашей, Сашеньке, еще только 13 лет. А там посмотрим...
    Так что живем мы в полной любви. Хотите - верьте, а хотите - нет. И любовь наша - вечная.
    А коса с балахоном так и пылятся в кладовке. Приходите, покажу...